Андрей Шимко: «Простая история» принца Гамлета.


Самым расхожим определением заветной мечты актера является, наверное, выражение «сыграть Гамлета». Наш собеседник - один из самых ярких петербургских театральных артистов «поколения 30-летних» - Андрей Шимко, в послужном списке которого Меркуцио и Пьеро, Венечка Ерофеев и Степан из «Белых ночей» Достоевского, Сирано и Санчо Панса, Тузенбах и Тригорин, и многие-многие другие ,Гамлета сыграл уже дважды: в спектакле театра «Приют Комедианта» «НЕ Гамлет» Владимира Сорокина (реж.постановщик А.Могучий) и в постановке пьесы Александра Радовского «Король и Принц, или Правда о Гамлете», осуществленной Александром Строевым на сцене «Молодежного театра на Фонтанке».
Пьеса Радовского, написанная в 1970 г. и высоко оцененная Иосифом Бродским, впервые увидела сцену лишь в прошлом году. Эта пьеса – взгляд с необычного ракурса на судьбы шекспировских героев – является попыткой поразмышлять над вечными вопросами библейского масштаба и над проблемами, мучающими каждого из нас: неумение понимать и принимать другого, любить и прощать… Этот спектакль, яркий и неожиданный по форме, можно принимать или не принимать, но не заметить - невозможно…

Это – «простая история» принца Гамлета.


Андрей Шимко рассказывает:


Как-то Владимир Бычковский (прим.- автор музыкального оформления многих спектаклей Молодежного театра и Приюта Комедианта) сказал мне: «Андрей, ты играл разных Гамлетов, а настоящего - не сыграл». Меня это заставило задуматься: а что такое настоящий Гамлет? Разве только созданный Шекспиром - подлинный? Я не уверен. Для меня любой персонаж, которого я сыграл «в образе Гамлета» - настоящий... Во-первых, удивительная случайность, что всех этих людей назвали именно Гамлетами, они совершенно разные. Их, конечно, объединяют неоднозначность образов и нежелание навредить миру, и черта, которую можно определить словами Шекспира: «Я был жесток, но это от любви!» …

В «Не Гамлете» Андрея Могучего мой герой - рефлексирующий, совершенно замкнутый, страдающий фобиями и страхами, из которых не может выбраться.

А в «Короле и Принце» Радовского Гамлет - совершенно адекватный человек, а не подросток, желающий отмстить. Он остро чувствует несправедливость всего произошедшего, и у него есть совершенно внятная философия. И мне это нравится.

После премьеры «Короля и принца» я прочел в «Петербургском театральном журнале» статью Марины Дмитревской, которая рассуждала о том, что поколения зрителей ходили в театр, чтобы задуматься над веками существовавшей проблемой: «Быть или не быть». Теперь, дескать, нас от нее избавили…и «благодарим» за это Молодежный театр.

Но ведь до «Быть или не быть» была еще и Библия!!! Да, я в пьесе Радовского увидел именно библейскую тему. В первую очередь - рассуждения о нежелании убивать из мести. Например, в последнем монологе моего героя: «Ведь если я его убью, то кто убьет меня? Мой наследник?? Или моя жена???». В целом это, мне кажется, абсолютно прозрачная и очень внятная история о нежелании навредить. И мне эта позиция очень близка.

Эта пьеса - «простая история» и про любовь, и про невозможность любить, которая рождена непреодолимыми противоречиями между Гамлетом и его матерью. Ее измена с другим мужчиной (а мы склонны всегда обобщать: если одна женщина изменила, значит, все они одинаковы /смеется/) убеждает Гамлета, что и с Офелией будет то же самое. От подобных стереотипов, равно как и оттого, что есть рядом дурные примеры, мы часто теряем самых близких и в жизни…

Если же говорить о любви, то это нереализованная, быть может, до конца, любовь к Офелии, к матери. И, конечно, запоздалая любовь к отцу, потому что мой герой вдруг прозревает: отец его любил, а сам он не отвечал тому взаимностью. И это острое ощущение вызывает в его душе какую-то бурю совершенно подростковых чувств: Гамлет выворачивает наизнанку свою душу, пытаясь понять - как же он смог не заметить такой огромной любви?!!!. Ведь у отца его и было-то в сущности, всего одно достоинство: он умел любить... «Вся наша мудрость пыль перед любовью»…

Правда, в пьесе есть еще такой момент: «расскажи людям о том, какая была правда». Если бы у Радовского не было претензии на то, что шекспировская история - неправда, а его - правда, мне кажется было бы менее претенциозно ... Я вообще не люблю пафос. И потому, получив роль, радовался, что это - совершенно другая история, и я не играю «памятник Гамлету», который был сооружен до меня многими артистами. Для меня мой герой - просто живой человек.

А есть в нем что-то, вызывающее у вас отторжение?

Сложный вопрос… Потому что я всегда стараюсь оправдывать своего героя. Наверное, нерешительность и такое… «самокопание», что ли. Его «непродуктивность», нежелание даже попытаться что-то изменить, когда он видит, что и мать страдает, и Офелия… Он отталкивает из-за своей гордыни близких, и тем самым мать губит и Офелию … Пожалуй, именно это...

- Если посмотреть спектакль несколько раз, становится заметно, что немного смещаются акценты, возникают другие оттенки смысла. Каждый раз перед нами другой Гамлет. Что вы ищете?

А Вы знаете, не буду лукавить, что ищу чего-то. Я в последнее время стал очень доверять своей органике, себе как Андрею Шимко. Я ищу себя. Во-первых, мне самому не очень интересно играть то, что уже однажды сыграно. А во-вторых, это и не получится никогда… Построив однажды крепость, возвести ее второй раз невозможно. Ищу внятности для себя, удовольствия от того, что я САМ понимаю, о чем говорю. Ведь на первом представлении многое еще не понимаешь, даже на уровне текста. А когда проходит один спектакль, второй, третий, ты начинаешь эту роль чувствовать и отпускать себя. Вот тогда могут возникнуть невероятные вещи. Я получаю удовольствие от самого процесса.

- И если бы Вам предложили карт-бланш – Вы можете сыграть любого героя спектакля – Вы бы снова выбрали Гамлета?

Это был не мой выбор. Почему-то режиссер-постановщик спектакля Александр Строев увидел Гамлета именно во мне, мы с ним даже не обсуждали, могу ли я играть эту роль, надо ли мне это… Всё произошло быстро. Никто не успел даже испугаться. Было назначение и мы начали репетировать...

- А каков он – режиссер-постановщик Александр Строев?

Вы знаете, в нем нет позы: «вот я - Режиссер». Строев сам себя так даже и не «позиционировал». Естественно, когда он начинал репетировать, у него было некое видение этой пьесы. Он точно понимал, что делает, и эта точность давала возможность одушевлять достаточно жесткую структуру спектакля. Если бы в спектакле было много «необязательного», я не уверен, что родилась живая история. Обыкновенная, по словам Александра, история о том, как все не случилось…

Саша не любит долго репетировать (смеется), привык мгновенно находить какое-то первое ощущение (Семен Яковлевич Спивак всегда говорит, что нужно идти по первому ощущению, оно всегда правильное!). Строев берет это первое ощущение и пытается его тут же развивать, и нас он не отпустит, пока мы эту мысль не разовьем и к какому-то результату не придем. Практически за одну репетицию мы находили смысл сцены и даже разводили ее вчерне. Режиссер Строев – человек с огромным чувством юмора. И, при этом, с такой требовательностью к актерам и по-хорошему «упертостью». Артисты ведь понимают, что репетирует тоже актер, и эту историю можно было элементарно растащить на разные актерские «фуськи», но Саша «держал» нас, при этом давая нам существовать достаточно легко и подробно.
Репетировали в удовольствие!

- Тем не менее, спектакль приняли далеко не все театральные критики…

«Король и Принц» - сложный спектакль. Я сказал сразу, еще когда спектакль только выпускали, что у него будет сложная судьба. Так и получилось. О многом в этом спектакле можно спорить. Но, знаете, сколько людей, столько и мнений. Я считаю, что в споре никогда не рождается истина… Она у каждого своя. И это здорово.

- Кажется, больше всего критики спорят о «восточной теме» в спектакле и правомочности такой трактовки образа Горацио…

Мы решили это очень просто. Поскольку Горацио является другом и учителем - он этакий сенсей. У него должна быть необычная мудрость и восточное спокойствие. Понятно, что эту тему можно было развивать дальше и глубже. (А, может быть, и был бы перебор) Кстати, есть еще один аспект восточной темы, кроме самурайства Горацио. Это оригами. Занятие этим абсолютно мирным делом - еще одна из черточек, характеризующая Гамлета в этой постановке... Оригами, как я выяснил потом, когда мы уже выпускали спектакль, это символ ответственности за другого. Понимаете, если я дарю кому-то оригами, значит, я ответственен за этого человека. Мне кажется, что эти «японские пташки» только обогащают идею спектакля.

- А какому зрителю нужно обязательно посмотреть «Короля и принца»?

Я думаю, этот спектакль надо смотреть грамотным людям, которые разбираются в теме, а не в названиях, но, вместе с тем, избавлены от излишнего снобизма: «У…это же не Шекспир»… Конечно же, я не имею ничего против Шекспира. Шекспир – прекрасный автор!!! (улыбается). Но в том-то и дело, что люди часто судят свысока от некоторой неосведомленности. Если бы они прочитали Шекспира как следует, для них Радовский не показался бы чем-то не соответствующим Шекспиру. И нет в этой пьесе претензии на то, что это новоявленный Шекспир!
Хотелось бы, чтобы приходили на этот спектакль люди чуткие, тонкие и понимающие. Этого хочется для любого спектакля, а уж для этого – особенно, ведь он довольно непростой…

Беседовала А. Волькович                            PRO-Сцениум № 3 (41) Март 2008 г.

  Фото - В.Гастман

 

На страницу спектакля

© 2007 Александр Строев     ©2007 Design by Егор Поповский   ©2007    Техническая поддержка Val       

При использовании любой информации обязательна ссылка на источник          

Hosted by uCoz