"Касатка" - спектакль спорный. С одной стороны - обворожительный и легкий, с другой - чреватый неожиданными превращениями легкости во что-то вроде пустячности.

То, что зритель будет смотреть "Касатку" с удовольствием, сомнения не вызывает. Она увлекает, смешит, трогает и все время держит в ожидании чуда под известным всем названием "любовь". А оно не то, чтобы не случается, но кажется в финале почти дежурным. Во-первых, почти с самого начала было ясно, что "чуда" не избежать, а во-вторых, своей условностью и искусственностью оно равно той райской яблоне, что на всю сцену широко раскинула свои кряжистые бутафорские ветви.

Сценография Марта Китаева по-своему, очень лаконично, рассказывает всю историю. В этом ее достоинства, одновременно являющиеся и недостатками: она настолько красноречива, что разворачивающееся на сцене действие кажется чем-то вроде дополнения к декорациям. То, как представлены "городская" и "деревенская" жизнь, само по себе содержательно. В сопоставлении очевидно контрастных по атмосфере декораций прочитывается развитие сюжета и предугадывается неизбежность возникновения непростых отношений между персонажами: лощеные и "обзагадоченные" столичностью петербургские гости не могут не вызвать сумятицы в головах и сердцах мирных деревенских жителей, а эта сумятица, в свою очередь, должна вылиться в какие-то перемены.

Мрачноватый, дешевый и потрепанный модерн гостиничного номера чувственно передает приевшуюся атмосферу тошного, пошловатого, нежизнеспособного существования, которое уготовано героям в Петербурге. Все повторяется изо дня в день - карты до рассвета, проигрыши, недорогое вино, романсы, фальшивые истерики, разыгрываемые по одним и тем же нотам ссоры и примирения, любовь по привычке: уж и надоело, а не сойти с круга. Куда бежать, где обретать "щастье"? Ответ однозначен: там, где счастливая, здоровая деревенская жизнь, - где безмятежность и благополучие, где все ходят в светлом, где кружевные оборки и домашние вязаные шали ласкают взор своей "уютностью", где самая большая беда - рождение четырехлапого цыпленка. Где яблоня во всю сцену, а на яблоне - само собой разумеющиеся румяные райские яблочки, которые, понятно, обязательно должны осыпаться под порывами шквального грозового ветра. Что может заставить райское яблоко упасть с ветки? Любовь, которая страсть. Появление красавицы Касатки (Наталья Суркова), шелестящей темными шелками, распускающей густые каштановые волосы, становится полновесным обещанием этой страсти. А когда видишь Илью (Александр Строев), управляющего теткиным имением, то понимаешь, кто именно поможет героине стрясти эти злополучные яблоки. Всклокоченные рыжие кудри, хищный ястребиный нос, грубоватый хриплый голос, пронзительный взгляд: что еще надо капризной петербургской диве? Вот такого мужика-удальца. И Князь (Михаил Черняк), втайне мечтавший о "малютке-мещаночке", после долгих сомнений и безвольных колебаний обретает свое сокровище в лице теткиной воспитанницы Раисы (Зоя Буряк).

Китаев свое подсказал, и более менее понятно, какой у этого начала должен быть конец; известно, что это комедия, и комедия о любви, поставленная Семеном Спиваком, стало быть, в финале хэппи-энд непременно состоится, то есть не слишком гармоничные с виду пары Касатка - Князь и Илья - Раиса будут ко всеобщему удовлетворению перетасованы (это становится очевидным, когда на сцене появляются все участники действия), бездомный симпатяга Желтухин пристроится где-то у тетушки под боком, а сама тетушка поволнуется, поволнуется, да и поймет, что все к лучшему в этом лучшем из миров. Спивак, как мне кажется, не требует от своих актеров ни глубокой разработки характеров, ни неожиданных, острых психологических открытий, ограничиваясь эскизными набросками неких человеческих типов. И драматизма особого во всем происходящем он не видит. Все хорошо, а будет еще лучше: чем симпатична эта позиция - отсутствием надрыва и присутствием ласковой иронии. Ну право, если отнестись всерьез к каждому из героев, довольно скоро опротивеют и они и их взаимоотношения. Если вдуматься, что привлекательного в вырождающемся аристократе, в истеричной певичке, в пухлой мещаночке в рюшах?

Спивак не скрывает, а наоборот - "выпячивает" те качества, привычки героев, которые кажутся или могут показаться неприятными, подчеркивая, обыгрывая и беззлобно подтрунивая над ними, добивается у зрителя понимания и сочувствия - мол, мы все не идеальные, но, в сущности, неплохие люди. Шаржируя недостатки, превращает их в легко снимаемую и не имеющую принципиального значения шелуху...

Что остается? Искренность и жизнерадостность актерского существования, личное обаяние, которым, не жадничая, актеры делятся со своими персонажами. Они и всем остальным делятся так щедро, что грань между актером и героем становится размытой, неуловимой: кажется, что смотришь трехчасовой коллективный этюд "мы в предлагаемых обстоятельствах". Но актер отдается роли не столько мыслями своими, сколько собственной природой, психофизикой. Цель этой эмоционально насыщенной "отдачи" - вызвать ответную зрительскую реакцию: вовлечь зрителя не в "со-мыслие", а в "со-чувствие": рассмешить, взволновать, опечалить. Это получается там, где есть простор для насмешливой импровизации, для игры с молниеносной сменой эмоций (поразительно органичны и виртуозны эти переходы у Сергея Барковского). И напротив, где ирония уступает место попытке серьезного, "драматического" проживания ситуации, возникает ощущение неуместности этого внезапного и ничем не подготовленного драматизма: самоуглубленное страдание Варвары (Татьяна Григорьева) в финале объяснить можно (тревога за молодых, страх одиночества), но разделить его с героиней не хочется.

Но смотрю спектакль, и мне нравится эта незатейливая кутерьма. Вот только яблоня, как пресловутое ружье на стене, все-таки произвела свой "выстрел", став олицетворением безумной страсти, обуявшей главных героев: перестав сопротивляться своему чувству, Маша и Илья сбегают ото всех за пять минут до свадьбы. Музыка бурная, гроза, молнии сверкают, а двое пламенных любовников, пощелкав для чего-то кнутами (они ж на тройке ускакали прочь), лазают по "райскому" дереву, изгибаясь в совершенно неестественных позах. После умиротворенных рюшечек это должно означать абсолютную противоположность, нечто невыносимо и невообразимо сильное - "лубовь" такую: не виноваты актеры - они сделали все, что могли, но зачем было загонять их в это неловкое положение, которое и обаянием-то не оправдать?

Наталия МЕЛЬНИКОВА
Июль 1999 г.

© 2007 Александр Строев     ©2007 Design by Егор Поповский   ©2007    Техническая поддержка Val       

При использовании любой информации обязательна ссылка на источник