 |
||
|
ДВЕРИ, СТЕРЕГУЩИЕ НЕБЫТИЕ Студент Раскольников из Петербургского ТЮЗа Игра Григорий Козлов родился в 1955 г. В 1980 г. закончил Кораблестроительный институт, а в 1989 г. - ЛГИТМИК по специальности "режиссер театра кукол". В период с 1990 по 1995 работает в Санкт-Петербурге и Красноярске. Поставил спектакли "Концерт Саши Черного для фортепиано с артистом" (моноспектакль для Алексея Девотченко), "Москва", "Моление о чаше", "Фрекен Жюли", "Преступление и наказание", "Вишневый сад".
Григорий Козлов оставляет все знакомое и растиражированное представление о хрестоматийном тексте за скобками своего спектакля. Не надрывы, не захлебывающееся проговаривание-выворачивание своей души его интересуют в Достоевском, не философские спекуляции и чудовищный эксперимент над живой душой. Но само течение жизни героев. "Всем человекам надобно воздуху, воздуху, воздуху, воздуху-с…Прежде всего…" - цитата из романа взята эпиграфом к сценической версии. В петербургской постановке герои обстоятельно обсуждают степень потертости брюк и модности пальто, покрой жилета и кепки. Они вдумчиво пьют чай и хлебают щи, лих опрокидывают стопарик. Любят сидеть за столом. Легко подшучивают друг над другом, и в их отношениях ощутима студенческая короткость. Они часто кидаются в объятия, берут друг друга за плечи. Быт бедный, неустроенный, но обжитой и теплый. Как разношенные ботинки, которые Разумихин купил для Раскольникова. Любовно и подробно разглядываемый и изучаемый быт Гончарова и Чехова у Достоевского как-то слишком часто оставался за пределами внимания исследователей, инсценировщиков, режиссеров. Сонечка Мармеладова так давно стала символом страдания человеческого, что ее профессия прочно забылась. Актриса Марина Солопченко меньше всего похожа на "бледного ангела", "святую страдалицу". У ее Сонечки ярко горят румяна на щеках, кричащая розовая блузка, черные чулки и черное ажурное белье. Встретив зашедшего к ней в гости Раскольникова, она привычно перестилает кровать, раздевается, заученно садится на колени, не переставая при этом рассказывать об отце, о Катерине Ивановне, о бедных сиротках, о воротничке, который так понравился ее мачехе. Чаепитие, смена ботинок, самоубийство Свидригайлова, приезд матери и сестры, крест Елизаветы, неожиданная влюбленность Разумихина, зловещее паясничанье Порфирия Петровича - все сплелось, перемешалось. Не отделить, не разорвать. Кукольная головка старухи приближается, взмах рукой…Было? Не было? Убийство мимоходом и впопыхах, в кошмаре, во сне… Событие в ряду других. И неожиданно открывается, что жизнь-то кончилась. "Я не старуху убил, я себя убил". Собственно спектакль, начавшийся убийством, рассказывает о жизни после смерти. Раскольникова раздевают, омывают, одевают во все новое. Душа-парень Разумихин (А.Строев) крутит его тело, как мешок, укладывает и придает любую требуемую позу. Раскольников точно возвращается из небытия, постепенно узнавая свою комнату и лица окружающих. После бреда лихорадки начинается существование в качестве мертвеца. Раскольникова (И.Латышев) мучают не угрызения совести (да и был ли мальчик?), не собственная слабость (досада, что оказался вошью, тварью дрожащей). Его сводит с ума неожиданная мертвая пустота в душе, которая гонит его из дому, отталкивает от близких, заставляет так или иначе сводить любой разговор к тому, запретному, страшному. Он вглядывается в лица окружающих - ну а как и у них мертвец в душе? Он видит родственную душу в Свидригайлове (Д.Бульба), с любопытством и пониманием выслушивает его рассказ о приходах убитой жены. С неожиданным удовлетворением примет он известие о самоубийстве Свидригайлова (знал и предвидел). И сам, наверное, не раз размышлял о таком выходе. Иной путь предлагает ему Порфирий Петрович. Алексей Девотченко в этой роли балансирует на грани гротеска. Его Порфирий несолиден, дурашлив: выскакивает чертиком из табакерки в ночном колпаке и халате, тараторит без умолку. Каждую минуту ощущая себя актером, вышедшим сыграть что-нибудь, "на бис". Дьявольское в нем прячется за наигранной серостью, стертостью, невзрачностью. Ничего импозантного, величественного. Маленький дрянной черт за повседневной рутинной работой. Он и проговорится-то всего однажды: "Что вы, Родион Романович, у вас впереди вся жизнь. Это у нас ничего-с нет". И в самом деле - ничего. В романе Достоевского преступление можно было искупить раскаянием, отмолить, отстрадать. Шаг за шагом Раскольников шел к осознанию необходимости покаяния. В спектакле Григория Козлова ни покаяние, ни раскаяние ничего не изменят. Нелепый миг, взмах топора над седой головой (а была ли старушка?) перечеркнул жизнь, и уже ни целованием земли на людной площади, ни добровольным признанием, ни каторгой - ничем спастись не сможешь. Преступление оказывается слитым с наказанием в нечто цельное: не развести, не отделить. Само преступление, возможно, и есть наказание за какую-то неведомую провинность (может быть, за те самые теории?). Преступление нельзя совершить - оно само совершается, засасывая в свою воронку, откуда не вырваться, не спастись. Человек в мире спектакля - игрушка в руках судьбы. Так надо, чтобы Дуня (М.Лаврова) оттолкнула Свидригайлова (вопреки себе, вопреки собственной тяге, которая прорвалась-то на минуту в крепком объятии). Надо, чтобы Миколка упал на колени: "Я убил!" Может, и впрямь убил. Нет определенности - любой мог. Раскольников - даже менее подходит, чем другие. За старыми, облупленными дверями стережет небытие. Каждый входящий является ниоткуда и уходит в никуда. Вечные сумерки стерегут бездны, готовые поглотить неосторожного прохожего. В сумерках материализуются исчадия ада. И только Сонечка еще способна верить, что Бог есть и, стало быть, не все напрасно. Спектакль обрывается на полуслове… Исчез в проеме двери Порфирий. Раскольников еще не знает, что принесет ему рассвет. Ольга Егошина http://sedok.narod.ru/d_files/fr168.htm
|
         |
|
|
© 2007 Александр
Строев ©2007 Design by
Егор
Поповский ©2007
При использовании любой информации обязательна ссылка на источник |
||
